Координатор дистанционных проектов в добровольческом движении «Даниловцы», профессиональный психолог и коуч-тренер Михаил Котляревский рассказал о своем опыте выхода из оккультизма, воцерковлении, о том, почему верующим людям стоит обращаться к психологам, а также о том, что такое настоящий коучинг, и с какими проблемами он работает.
С оккультизмом шутки плохи
Михаил, расскажи пожалуйста, как ты пришел в сферу психологии?
– С детства, сколько себя помню, задумывался о каких-то глубинных смыслах, проблемах людей, бытия. Случайно попал в строительный вуз, отучился там. Приблизительно в то же время, в двадцать с чем-то лет, воцерковился.
То есть ты христианин не с самого детства?
– Нет, у меня было «светлое пионерское детство»: мы помогали бабушкам, собирали макулатуру… Таким образом, добровольчеством я занимался еще в школе, входил в актив. Мы делали полезные интересные вещи. Вожатый, помнится, был у нас харизматичный, не какой-то коммунистический деятель, а такой себе неформальный лидер: общался с нами на равных, придумывал газеты, дискотеки. Сейчас в летнем православном лагере, в работе которого я участвую в качестве вожатого, мы делаем похожие вещи.
Я учился на строителя, но от всей этой сферы со временем начало тошнить. В строительный вуз я пошел по принципу «все побежали, и я побежал». Он находился рядом с домом, поступить туда можно было бесплатно, к тому же мой папа был строителем.
В Церковь пришел на последнем курсе. У меня в то время был сложный экзистенциальный кризис: шагая по широкой дороге жизни, я зашел в оккультизм. Это были 90-е, мода на всякие восточные течения; я общался с женщиной-экстрасенсом, которая меня «лечила». В общем, это были какие-то нью-эйджевские мотивы, замешанные на Блаватской, так называемом ченнелинге, «общении с махатмами», прямых контактах с «высшим разумом».
В храм я пришел вопреки этой системе неким Божественным промыслом, потому что выйти из этой системы «универсальных знаний» логическим путем нереально. Она весьма четкая, с ясными целями: спасти мир, нести знания, быть посланником светлых сил, спасти человечество. Кто-то из писателей говорил, что лучшее изобретение дьявола – это маг-материалист… Тот, кто последовательно развивается и растет в этой системе, потом, как правило, оказывается у психиатра. С Божьей помощью. А вот некоторые не попадают к психиатру, а становятся серьезными оккультистами, и они в этом очень плотно сидят. Оттуда так просто не выйдешь. Женщина, которая меня «лечила», если не занималась два дня своим ремеслом, мучилась температурой до 40 градусов.
Это ведь классифицируется Православием как одержимость?
Да. Но с точки зрения оккультистов, это супер-развитие. У моей знакомой, которая занималась вместе со мной, сразу все «получилось»: открылся «третий глаз», она начала видеть историческую карту человека, его будущее. С «ангелами» общалась, а потом попала к психиатру. Есть люди, с помощью которых эта оккультная система работает круче, чем интернет: погружается далеко во время и пространство, делает вычисления, прогнозы, дает исторические справки. У меня, благо, «третий глаз» тогда не открылся, я не сильно пострадал и вовремя ушел.
А что бы ты мог посоветовать людям, которые вовлекаются во что-то оккультное?
– У каждого свой выбор. Мне помогла книга отца Серафима (Роуза) «Душа после смерти». Скажу одно: выйти из этой системы без Бога абсолютно невозможно. Я тогда искал жизненный путь, смыслы и цели. Может, из-за того, что я был искренен, не меркантилен, Бог вывел меня на нормальную дорогу. Хотя та женщина-экстрасенс тоже была уверена, что служит добру. Она не деньги зарабатывала, а занималась неким служением.
Сейчас у тебя получилось полностью развязаться с этой оккультной грядкой? Какое твое отношение к оккультизму в целом?
– Однозначно строго негативное. Я там был, общался с «источниками энергии», и меня больше в это не затянешь. Все эти системы могут крайне деструктивно влиять на человека.
Путь на свободу
Перейдем к другой теме. Как ты начал заниматься коучингом?
– Интерес к психологии возник, когда я пришел в «Школу молодежного служения» при Даниловом монастыре. Там работали интересные специалисты, они проводили полезные для меня тогда семинары, в том числе и по христианской психологии. Я начал погружаться в этот мир. Ходил в московский храм святых бессребреников Космы и Домиана в Шубине на такие тренинги, получал базовые знания про духовность, психологическое здоровье, отношение к Богу, себе и людям.
То есть в тот период ты уже встал на путь здоровой духовной жизни?
– После всего случившегося я с этим специфическим полуоккультным мировосприятием влетел в Православие. Помогал в алтаре, а параллельно медитировал. Слава Богу, мне попался замечательный батюшка. Он был какой-то очень скромный, в простой одежде. Я думал: ну, батюшка, наверное, из какой-то деревни приехал. Он был немногословен, мало с кем общался, ничего особенно не советовал. Мог пару-тройку слов сказать. Потом я узнал, что он окончил философский факультет МГУ и весьма образован, прежде служил в Средней Азии в очень тяжелых условиях. Он никогда не претендовал на статус какого-то гуру, но отличался удивительной добротой. И, очевидно, он очень помог мне именно своей молитвой. Он видел, что я погружен не туда, куда следует. А я в это время работал сторожем в храме. Был таким странным молодым человеком.
Ты стал частью пресловутого поколения дворников и сторожей? Пришлась ли тебе по сердцу эта профессия русской музыкальной богемы?
– Да, вполне. Я был студентом строительного института тогда. А сторожем решил поработать по объявлению в храме. По ночам доделывал диплом. Это был деревянный храм святителя Николая в Дубках. Там были проблемы с отоплением – в алтаре даже Святые Дары замерзали в Чаше. А институт я окончил благодаря этому батюшке, который сказал: «Если институт не закончишь, больше здесь не появляйся».
Отец Андрей, наверное, с иронией смотрел на меня, 23-летнего неофита, который сутками работает в храме, у которого крыша не совсем на месте. А я там был и алтарник, и дворник, и сторож, и звонарь, и землекоп, и просфорник. Там вообще некому было служить: пара бытовок, вокруг какие-то котлованы. Не было ни телефона, ни воды. Зато построили крутой евротуалет, из которого можно было выйти и оказаться по колено в грязи. Я исповедовался батюшке. Он спросил, посмеиваясь: «Что, медитируешь?» И вовсе не угрожал мне анафемой и прочими страшными вещами. Он был, честно говоря, удивительным человеком. Все воспринимал спокойно, с юмором и, видимо, молился.
Параллельно я читал всякие правильные православные книги и начинал понимать, что к чему. Потом, когда почувствовал, с чем имею дело на самом деле, находясь в оккультизме, и понял, что шутки с этим плохи, побежал на исповедь. Оккультизм – это история точно не про любовь: по тебе просто проедет каток и не заметит.
Один покойный старец сказал, что бывших экстрасенсов почти не бывает и нужно приложить гигантский труд, чтобы выйти из этого состояния.
– Отец Серафим (Роуз) очень хорошо сказал, что нужно распять свой разум. Потому что разумом оттуда выйти невозможно – там все такое разумное-доброе-светлое, а в Церкви якобы скука и мракобесие. «Нью Эйдж» говорит: религии – это прошлый век, у нас есть новое учение. У них и силы есть, и знания, и много разных существ в подчинении.
Я тогда был активным прихожанином. До меня наконец дошло, что нужно как следует покаяться и больше к оккультистам не ходить. Какое-то время мне было очень непросто. Помогли профессиональные психологи.
«Нужно смотреть,
к кому и куда идешь»
Почему верующему стоит идти к психологу? Некоторые православные люди думают, что достаточно ходить в храм, на исповедь, а психология – это трата денег, времени и так далее.
– Люди имеют право на любое свое мнение. Но, во-первых, у священника чаще всего просто нет времени, чтобы разбираться в проблемах человека, не у каждого батюшки есть соответствующие знания и квалификация. Идея о том, что исповедь может исправить какие-то внутренние глубинные психологические ошибки и установки, не совсем верна.
Одно время были популярны тренинги личностного роста, люди садились на тренинговую иглу. Чем нормальный семинар отличается от деструктивного?
– Да, есть опасные тренинги, например, все эти Эрхардовские семинары. Из них потом родился Лайфспринг. Это очень мощные психотехники, которые специально расшатывают психику, накачивают человека сильными эмоциями, чтобы убрать старые негативные установки и заложить туда новые. Но качество этих новых установок целиком и полностью лежит на совести тренера. Такие техники не вполне здорового человека могут запросто довести до психоза и суицида. Летальных исходов после подобных тренингов в истории было много. Поэтому с этим нужно внимательно и аккуратно, необходимо смотреть, куда и к кому ты идешь.
В своей практике я такие техники не использую. Мне важно, чтобы клиент или группа осознанно и ответственно, в своем уникальном ритме двигались по пути изменений, сами искали и находили ответы, решали жизненные задачи. Моя роль – задавать правильные вопросы, проявлять «слепые зоны», указывать на негативные установки, помогать обрести ресурсы, увидеть новые возможности и т.д. На моих семинарах-тренингах я делюсь разными лично проверенными психологическими техниками по коммуникации, отношениям, личной эффективности.
Мне очень нравится тема неконфликтного общения. К сожалению, большинство ссор и неурядиц между людьми связаны именно с незнанием особенностей и правил общения, неумением правильно конфликтовать, никого не обижая и не оскорбляя, а вдохновляя на ответственные изменения.
Коучинг — не про гвозди
Какими людьми и проблемами приходилось заниматься? С какими травмами православные люди приходят на твои коучинг-мероприятия?
– Я долгое время работал в Центре кризисной психологии при храме Воскресения Христова возле метро «Семеновская». Работал консультантом на православном телефоне доверия. Бывали очень интересные звонки. Например, человек спрашивает, куда свечку поставить. Начинаешь прояснять ситуацию, задаешь коучинговые вопросы, и оказывается, собеседник в тяжелом унынии и разочаровании, видит в Православии только наказания и изнемогает от чувства вины. Приходится переориентировать его духовный компас, вселять надежду, исправлять искаженные неврозом духовные ориентиры.
Помню, один раз звонил человек, у его маленькой дочери был «синдром бабочки». Страдания страшные, человек обижен, разозлен и на Бога, и на Церковь. Как тут быть? Мы с ним часа полтора разговаривали, я молился про себя, и как-то удалось его развернуть от этой безысходности к возможностям, к Богу, к каким-то новым смыслам жизни.
Люди приходят с семейными конфликтами, духовными проблемами, разочарованиями в людях, Боге. Они приходят с какими-то православными штампами, применяя которые, становятся нежизнеспособными. Я пытаюсь задать людям, которые ко мне приходят, правильный духовный вектор: чтобы они жили ради встречи со Христом. Это самое главное – остальное должно этому служить. Важно быть деятельным. Грубо говоря, не бороться с грехом, а создавать добродетель: понял, в чем согрешил, выбрал дело для добродетели, сделал его. У меня есть статья на эту тему «Психология борьбы со грехом или почему вера без дел мертва».
Коучинг – очень замыленное слово. Сейчас им величают любую бесовщину из интернета, потому что это выгодно, красиво и дорого стоит. А изначально американский коучинг, с точки зрения психологических систем, – это достаточно здравый процесс. Он направлен на поиск уникального решения уникальной задачи для уникальной личности. Коуч не учит и не лечит человека. Он сопровождает его на пути изменений, задает «правильные вопросы», направляет на поиск ресурсов и решений, исходя из личной уникальности человека и веры в его способности. Коуч помогает поставить четкие цели и взять на себя ответственность за их достижение. Советская школа психологии была разрушена, на Западе же все это развивалось.
Для меня коучинг очень похож на душепопечение. Бережный подход, взращивание есть то, что нужно. Так подходил к людям Антоний Сурожский, например. Система не должна штамповать людей, которые будут ей полезны – это советский подход про «гвозди бы делать из этих людей/ не было бы крепче этих гвоздей». Коучинг – не про гвозди. Он про уникальный уважительный подход к каждой личности.
Беседовала Анна РЫМАРЕНКО